Бюллетень
Викторина
Глава
Диплом
Доклад
Рассказа В. П. Астафьева «Шинель без хлястика»
 Скачать 29.79 Kb.
|
| Текст рассказа В.П.Астафьева «Шинель без хлястика» Мать весь вечер хлопотала возле стола и танцевала с сыном, который только что окончил десятилетку и пригласил к себе первых в жизни гостей, парней и девушек, таких же, как он, вчерашних школьников. Мать разрумянилась, повеселела, и седина, пропахавшая ее голову большими бороздами, сделалась особенно заметной. Может быть, стала она заметней оттого, что проглянуло в глазах, в улыбке матери что-то девическое, юное, безвозвратно ушедшее или навсегда спрятанное. И сын вдруг заметил, что мать-то у него еще довольно молодая. Она же весь вечер дотрагивалась до него рукой и, точно в чем-то удостоверяясь, говорила: — Вот ты у меня уже и взрослый. Перед сном она, как обычно, зашла к сыну в комнату. Он подумал: поцеловать его на ночь, поправить подушку, одеяло и успокоенной уйти. Но она не поцеловала его, не поправила подушку. Она села на его кровать, и сын заметил, что румянца на ее щеках уже нет и что у нее очень тревожный взгляд, и она беспрестанно поправляет волосы. — Что ты, мама?—спросил он. Мать ничего не ответила и сидела молча. Потом провела рукой по глазам, будто стерла с них что-то, и потребовала: — Слушай. Ты уже взрослый, и поэтому пора тебе все знать.— Она смолкла, задумалась.— Есть на моей душе такой груз, который долго пригибал меня к земле, впрочем... впрочем, он пригибает и сейчас тех матерей, которые растят детей без отцов. Она опять замолчала, долго никуда не могла деть руки, то складывала их на коленях, как старуха, то опять поправляла волосы. — Что ты, мама? — уже совсем тревожно спросил сын. И она постепенно успокоилась, заговорила ровно, как в аудитории университета, где работала преподавателем. Она рассказала о том, как приехала с фронта, без медалей и орденов, с одним свертком на руках. В этом свертке, укутанный в бязевые портянки, пищал он, ее сынишка. У нее не было ничего — ни дома, ни работы, ни денег. Был только сын, и она стала жить для него. Она поступила в университет, и они вдвоем с сыном жили на стипендию и на те пайки, которыми время от времени их подкармливали профсоюзный и комсомольский комитеты. Они жили на частных квартирах, и им все время отказывали, потому что сын был крикливый и болезненный. Кроме того, она не могла хорошо платить за квартиру, А еще ей отказывали потому, что хозяйки вечно ревновали к ней своих мужей и шпионили за ней. А мужики наперебой ластились к ней. Сначала она плакала, иной раз давала по морде, но постепенно притерпелась и уже не лила слез, не дралась и научилась делать невозмутимый вид. Вот только сердце у нее принялось рано барахлить, и, может быть, потому она осталась на всю жизнь худенькой, заморенной. Университет она закончила с отличием, стала работать. Все образовалось и даже как-то перекипело, ссохлось. Она ни в чем не раскаивается и ни о чем не жалеет. Впрочем, нет. Об одной вещи жалеет. Она жалеет солдатскую свою шинель без хлястика. В этой шинели она ползала по передовой и вынесла на ней того, кто стал отцом ее сына. Под этой шинелью она спала, любила, мучилась и родила его. Однажды ей стало нечем кормить ребенка, не на что было выкупить горячее питание с детской кухни. На дворе был март. Она решила, что холода уже кончились, отнесла шинель на рынок и отдала за бесценок, потому что в ту пору на рынке продавалось много шинелей, почти новых и с хлястиками. Ну, вот и все. Что же касается того, кто был его отцом, пусть он о нем не думает, как другие, плохо. Она твердо верит: если бы он остался жив, нашел бы их. — Вот и все,— со вздохом повторила мать и опять поправила волосы, потом опустила худые руки на колени.— Теперь тебе станет тяжелее, а мне легче.— Она тряхнула головой.— Ничего не поделаешь, так полагается в жизни — все делить пополам. Она ушла к себе, первый раз в жизни не поцеловав на ночь сына. Она только сжала его руку, тряхнула руку, как это делают настоящие друзья, и ушла. Ушла, тревожно поправляя волосы. А он лежал в темноте и, кажется, первый раз за все время, как он себя помнит, не мог уснуть. Он думал. Думал о том, что самая широкая полоса седины, наверное, появилась у матери в тот день, когда она продала шинель. И еще он думал о том, что ему надо прожить очень большую жизнь и страшно много сделать, чтобы сполна оплатить ту солдатскую шинель, без хлястика |