Бюллетень
Викторина
Глава
Диплом
Доклад
Открытый банк заданий (фипи – 2015) русский язык огэ 9 класс (тексты)
 Скачать 388.27 Kb.
|
1 2 3
| Открытый банк заданий (ФИПИ – 2015) русский язык ОГЭ 9 класс (тексты) http://opengia.ru/subjects/russian-9/topics/1 ТЕКСТ № 1 (1)Весной 1942 года по ленинградским улицам медленно шли две девочки – Нюра и Рая Ивановы. (2)Впервые после долгой блокадной зимы они отправились пешком сПетроградской стороны на Невский проспект, ко Дворцу пионеров. (3)Они обходили перевёрнутые трамваи, прятались от взрывов в подворотнях, пробирались по грудам развалин на тротуарах. (4)3имой девочки похоронили мать, умершую от голода, и остались одни в закопчённой квартире с обледеневшими стенами. (5)Чтобы согреться, сжигали мебель, одежду, книги. (6)Ослабевшую Нюру, до войны солистку знаменитого ансамбля, которым руководил Исаак Осипович Дунаевский, на санках отвезли в детский дом девушки – бойцы отряда противовоздушной обороны. (7)Рая Иванова поступила в ремесленное училище. (8)На исходе первой блокадной зимы их разыскала руководитель студии Р.А. Варшавская. (9)Как и другие работники Дворца пионеров, она, только недавно выписанная из госпиталя, шла по сохранившимся адресам, чтобы найти своих питомцев. (10)До войны Аничков дворец был сказочным детским царством, и вот теперь он снова готовился встречать детей. (11)Из уст в уста передавалась казавшаяся невероятной весть: «Дворец пионеров ждёт нас!» (12)Об этой новости нельзя было узнать ни из газет, ни из сообщений по радио. (13)Дворец пионеров был помечен на гитлеровских картах как военный объект. (14)Как были помечены и Эрмитаж, и Русский музей. (15)Из района в район, из дома в дом передавали как пароль: «Собраться в назначенный час...», и по улицам осаждённого города двигались дети – так начался подвиг педагогов и воспитанников ленинградского Дворца пионеров. (16)Дети, конечно, были глубоко потрясены войной. (17)Они видели, как рушатся дома от взрывов, как падают в голодном беспамятстве люди. (18)Вера Бородулина потеряла отца, Витя Панфилов пережил смерть семерых родных... (19)В каждом доме было горе. (20)Впереди было ещё почти два года блокады... (21)А в мае 1942 года во Дворце пионеров работали многочисленные кружки – танцевальные, вокальные, фортепьянные, рукоделия, рисования, художественного слова. (22)Искусство помогало детям выжить, но они ещё не знали о его подлинной силе. (23)Летом 1942 года ребят впервые пригласили на военный крейсер. (24)Они поехали на грузовой машине, захватив музыкальные инструменты и танцевальные костюмы. (25)На палубе корабля играл мелодии Чайковского Витя Панфилов, танцевала Рая Иванова, читала стихи Вера Бородулина. (26)По щекам моряков, не раз смотревших смерти в лицо, текли слёзы. (27)3навшие цену мужеству, моряки видели силу духа ленинградских школьников. (28)Крейсер готовился идти в бой, из которого вернутся не все, и в этих ребятах была сама одухотворённая надежда. (29)Прощаясь с детьми, команда построилась. (30)Ребята стали вручать подарки, которые привезли с собой. (31)Взяв матерчатый кисет из рук девочки, старшина, на груди которого было два боевых ордена, сказал: «Принимаю третью награду Родины». (32)Моряки знали цену мужеству. (По Л. Овчинниковой)* * Л. Овчинникова – современная российская писательница. ТЕКСТ № 2 (1)В конце третьего класса, как раз по весне, когда вскрылась река и с шорохом и гулом уплыли вниз по воде рыхлые серые льдины, наша учительница Анна Николаевна привела в класс нового ученика в кителе с морскими пуговицами. (2)Эти пуговицы бросились мне в глаза прежде всего: у всех были железные пуговицы со звёздочкой, а у Витьки Борецкого – с якорями. (3)Витька Борецкий сидел в классе тихо на предпоследней парте, посверкивал завидными пуговицами, был тих и аккуратен, тянул руку, если хотел сказать или спросить, в общем, был образцовым пай-мальчиком, совершенно непохожим на нашу шумливую братию. (4)Вовка Мешков с первого дня невзлюбил Борецкого. (5)У Мешкова о�роду не было внутренних тормозов. (6)Был он развязный, невоспитанный, и у него даже, казалось, глазки хищно щурились, когда он смотрел на Витьку. (7)Вот и придумал он Борецкому неприличную кличку и так затерроризировал бедного Витьку, что тот решил перейти в другую школу. (8)И вот однажды Анна Николаевна сказала, что школе дали много денег для оборудования, и мы отправились в магазин наглядных пособий. – (9)Ребята, выбирайте, что вам нравится! – скомандовала Анна Николаевна. (10)Мы, как дрова, таскали на телегу стеклянные пирамиды, циркули, банки со змеями и лягушками. (11)Когда мы зашли в магазин за новыми охапками пособий, Анна Николаевна вдруг задумчиво проговорила: – (12)Деньги-то ещё остались. (13)Чего бы ещё купить? (14)Я не успел подумать о самом страшном для меня во всём магазине, как Анна Николаевна воскликнула, смеясь: – (15)Скелет продаётся? (16)В ту же секунду меня озарило: а ведь этот скелет спасёт Витьку! (17)Я был абсолютно уверен, что самое страшное пособие поможет Витьке остаться в нашей школе, помириться с Вовкой и забыть свою позорную кличку. (18)А план уже отчеканился в моей голове, и я как бы невзначай предложил Витьке: – (19)Хочешь сфотографироваться с ним? (20)Решительным шагом я подошёл к Борецкому, придвинул его к скелету, взял костлявую кисть и положил Витьке на плечо. (21)Щёлкнул затвор – готово! (22)Вечером я предложил Борецкому прогуляться в поисках желанной встречи с Вовкой. (23)Вовку мы встретили на набережной, где он катался на велосипеде. (24)Неторопливым движением я достал фотографию и протянул Вовке: – (25)Посмотри! (26)Он нехотя взял карточку, и глаза у него поехали на лоб. – (27)Ну ты даё-ёшь! – прошептал он и уставился на Витьку. (28)Я ликовал. (29)Пусть попробует теперь Вовка повторить позорную кличку, выдуманную для Витьки! (30)Язык у него больше не повернётся! (31)Мешков глядел на Борецкого с ярко выраженным уважением, и Витька потихоньку выпрямлял спину, приподнимал подбородок. (32)А Вовка всё смотрел на Витьку, и взгляд его постепенно становился восторженным. (По А.А. Лиханову)* *Лиханов Альберт Анатольевич (род. В 1935 г.) – писатель, журналист, председатель Российского детского фонда. Особое внимание в своих произведениях писатель уделяет роли семьи и школы в воспитании ребёнка, в формировании его характера. ТЕКСТ № 3 (1)Никто, как мать, не умеет так глубоко скрывать свои страдания и муки. (2)И никто, как дети, не умеет так хладнокровно не замечать того, что происходит с матерью. (3)Она не жалуется, значит, ей хорошо. (4)Я никогда не видел слёз своей матери. (5)Ни разу в моём присутствии её глаза не увлажнялись, ни разу она не пожаловалась мне на жизнь, на боль. (6)Я не знал, что это было милосердием, которое она оказывала мне. (7)В детстве мы легко принимаем от матери жертвы, всё время требуем жертв. (8)А то, что это жестоко, узнаём позже – от своих детей. (9)«Золотые дни» не вечны, на смену им приходят «суровые дни», когда мы начинаем чувствовать себя самостоятельными и постепенно удаляемся от мамы. (10)И вот уже нет прекрасной дамы и маленького рыцаря, а если он и есть, то у него другая прекрасная дама – с косичками, с капризно надутыми губами, с кляксой на платье... (11)В один из «суровых дней» я пришёл из школы голодный и усталый. (12)Швырнул портфель. (13)Разделся. (14)И сразу за стол. (15)На тарелке лежал розовый кружок колбасы. (16)Я съел его мгновенно. (17)Он растаял во рту. (18)Его как бы и не было. (19)Я сказал: – (20)Мало. (21)Хочу ещё. – (22)Мама промолчала. (23)Я повторил свою просьбу. (24)Она подошла к окну и, не оглядываясь, тихо сказала: – (25)Больше нет... колбасы. (26)Я встал из-за стола, не сказав «спасибо». (27)Мало! (28)Я шумно ходил по комнате, грохотал стульями, а мама всё стояла у окна. (29)Я подумал, что она, наверное, разглядывает что-то, и тоже подошёл к окну. (30)Но ничего не увидел. (31)Я хлопнул дверью – мало! – и ушёл. (32)Нет ничего более жестокого, чем просить у матери хлеба, когда его у неё нет. (33)И негде взять. (34)И она уже отдала тебе свой кусок... (35)Тогда можно рассердиться и хлопнуть дверью. (36)Но пройдут годы, и стыд настигнет тебя. (37)И тебе станет мучительно больно от своей жестокой несправедливости. (38)Ты будешь думать о дне своего позора даже после смерти матери, и эта мысль, как незаживающая рана, будет то затихать, то пробуждаться. (39)Ты будешь находиться под её тяжёлой властью и, оглядываясь, скажешь: «Прости!» (40)Нет ответа. (41)Некому прошептать милосердное слово «прощаю». (42)Когда мама стояла у окна, её плечи слегка вздрагивали от беззвучных слёз. (43)Но я этого не заметил. (44)Я не заметил грязных своих апрельских следов на полу, не расслышал хлопнувшей двери. (45)Теперь я всё вижу и слышу. (46)Время всё отдаляет, но оно приблизило ко мне и этот день, и многие другие дни. (47)Во мне накопилось много слов. (48)Они распирают мне грудь, стучат в висок. (49)Они рвутся наружу, на свет, на бумагу. (50)Прости меня, родная! (По Ю.Я. Яковлеву)* *Яковлев Юрий Яковлевич (1923–1996) – писатель и сценарист, автор книг для детей и юношества. ТЕКСТ № 4 (1)Я хочу поведать вам историю, которая во многом определила моё отношение к миру. (2)Всякий раз, когда заходит разговор о людях, хороши они или плохи, я вспоминаю этот случай из детства. (3)Мы жили в деревне. (4)Однажды отец взял меня в город. (5)Помню, мы искали обувь и зашли по дороге в книжный магазин. (6)Там я увидел книгу. (7)Я взял её в руки, на каждой странице книги были большие картинки. (8)Я очень хотел, чтобы отец купил мне эту книгу, но он посмотрел на цену и сказал: «В другой раз купим». (9)Книга была дорогой. (10)Дома я целый вечер говорил только о книге. (11)И вот через две недели отец дал мне деньги. (12)Когда мы шли к магазину, мне было страшно: а вдруг книга уже продана? (13)Нет, книга лежала на месте. (14)Мы сели в вагон дачного поезда, и все, разумеется, сразу заметили, какую книгу я везу. (15)Многие пассажиры садились рядом, чтобы посмотреть картинки. (16)Весь вагон радовался моей покупке, и на полчаса я стал центром внимания. (17)Когда поезд отошёл от очередной станции, я поставил книгу на открытое окно и стал смотреть на лес, на поля и луга, которые мелькали за окном. (18)И вдруг – о ужас! (19)Книга исчезла между двойными окнами вагона. (20)Ещё не понимая серьёзности положения, я замер и испуганно смотрел на отца, на соседа-лётчика, который пытался достать книгу. (21)Через минуту уже весь вагон помогал нам. (22)А поезд бежал, и вот уже скоро наша станция. (23)Я плакал, не желая выходить из вагона, тогда лётчик обнял меня и сказал: – (24)Ничего, поезд ещё долго будет идти. (25)Мы обязательно достанем книгу и пришлём тебе. (26)Скажи мне, где ты живёшь? (27)Я плакал и не мог говорить. (28)Отец дал лётчику адрес. (29)На другой день, когда отец вернулся с работы, он принёс книгу. – (30)Достал? – (31)Достал, – засмеялся отец. (32)Это была та самая книга. (33)Я был на седьмом небе от счастья и засыпáл с книгой в руках. (34)А через несколько дней пришёл почтальон и принёс нам большой пакет. (35)В пакете была книга и записка от лётчика: (36)«Я же говорил, что мы достанем её». (37)А ещё через день опять пришёл почтальон и опять принёс пакет, а потом ещё два пакета, и ещё три: семь одинаковых книжек. (38)С того времени прошло почти 30 лет. (39)Книжки в войну потерялись. (40)Но осталось самое главное – хорошая память о людях, которых я не знаю и даже не помню в лицо. (41)Осталась уверенность: бескорыстных и хороших людей больше, чем плохих, и жизнь движется вперёд не тем, что в человеке плохого, а тем, что есть в нём хорошего. (По В. Пескову)* * Песков Василий Михайлович (род. в 1930 г.) – писатель, журналист, путешественник. ТЕКСТ №5 (1)На хуторе сон и тишина. (2)Мы идём вдоль низкого, белого под луной заборика, по-южному сложенного из плоского дикого камня. (3)Такое чувство, словно и родился я здесь, и прожил здесь жизнь, и теперь возвращаюсь домой. (4)Громко стучу в раму окна. (5)Нечего спать, раз мы вернулись. (6)И сейчас же распахивается дощатая дверь. (7)Панченко, ординарец мой, сонный, зевающий, босиком стоит на пороге. – (8)Заходите, товарищ лейтенант. (9)Хорошо вот так ночью вернуться с плацдарма домой. (10)Об этом не думаешь там. (11)Это здесь со всей силой чувствуешь. (12)Мне никогда до войны не приходилось возвращаться домой после долгой разлуки. (13)И уезжать надолго не приходилось. (14)Первый раз я уезжал из дома в пионерский лагерь, второй раз я уезжал уже на фронт. (15)Но и тот, кто до войны возвращался домой после долгой разлуки, не испытывал тогда того, что испытываем мы сейчас. (16)Они возвращались соскучившиеся – мы возвращаемся живые... (17)Сидя на подоконниках, разведчики смотрят, как мы двое едим, и глаза у них добрые. (18)А в углу стоит широкая деревенская кровать. (19)Белая наволочка, набитая сеном, белая простыня. (20)Многого не понимали и не ценили до войны люди. (21)Разве в мирное время понимает человек, что такое чистые простыни? (22)3а всю войну только в госпитале я спал на простынях, но тогда они не радовали. (23)Я ложусь на свою царскую кровать, пахнущую сеном и свежим бельём, и проваливаюсь, как в пух. (24)Глаза слипаются, но едва задрёмываю, как, вздрогнув, просыпаюсь опять. (25)Я просыпаюсь от тишины. (26)Даже во сне я привык прислушиваться к разрыву снарядов. (27)И лезут в голову мысли о ребятах, оставшихся на плацдарме. (28)3ажмурюсь – и опять всё это перед глазами: землянка связистов, в которую попала бомба, дорога в лесу и чёрные высоты, занятые немцами... (29)Нет, я, кажется, не усну. (30)Осторожно, чтоб не разбудить ребят, выхожу во двор, аккуратно притворив дверь. (31)Как тихо! (32)Словно и нет войны на земле. (33)Впереди луна садится за глиняную трубу, только краешек её светится над крышей. (34)И что-то такое древнее, бесконечное в этом, которое было до нас и после нас будет. (35)Я сижу на камне и вспоминаю, как в школе сорок пять минут урока были длиннее двух веков. (36)Государства возникали и рушились, и нам казалось, что время до нас бежало с удивительной быстротой и теперь только пошло своим нормальным ходом. (37)Впереди у каждого из нас была целая человеческая жизнь, из которой мы прожили по четырнадцать, пятнадцать лет. (38)Я воюю уже третий год. (39)Неужто и прежде годы были такие длинные?.. (40)Возвращаюсь в дом, укрываюсь с головой и, подрожав под шинелью, засыпаю. (По Г. Бакланову)* * Бакланов Григорий Яковлевич (1923–2009) – писатель-фронтовик. Среди самых известных произведений автора – повесть «Навеки – девятнадцатилетние», посвящённая судьбам молодых парней – вчерашних школьников, попавших на фронт. ТЕКСТ № 6 (1)Городской человек не ведает, чем пахнет земля, как она дышит, как страдает от жажды, – земля скрыта от его глаз застывшей лавой асфальта. (2)Меня мать приучала к земле, как птица приучает своего птенца к небу. (3)Но по-настоящему земля открылась мне на войне. (4)Я узнал спасительное свойство земли: под сильным огнём прижимался к ней в надежде, что смерть минует меня. (5)Это была земля моей матери, родная земля, и она хранила меня с материнской верностью. (6)Один, только один раз земля не уберегла меня... (7)Я очнулся в телеге, на сене. (8)Я не почувствовал боли, меня мучила нечеловеческая жажда. (9)Пить хотели губы, голова, грудь. (10)Всё, что было во мне живого, хотело пить. (11)Это была жажда горящего дома. (12)Я сгорал от жажды. (13)И вдруг я подумал, что единственный человек, который может меня спасти, – мама. (14)Во мне пробудилось забытое детское чувство: когда плохо, рядом должна быть мама. (15)Она утолит жажду, отведёт боль, успокоит, спасёт. (16)И я стал звать её. (17)Телега грохотала, заглушая мой голос. (18)Жажда запечатала губы. (19)А я из последних сил шептал незабываемое слово «мамочка». (20)Я звал её. (21)Я знал, что она откликнется и придёт. (22)И она появилась. (23)И сразу смолк грохот, и холодная животворная влага хлынула гасить пожар: текла по губам, по подбородку, за воротник. (24)Мама поддерживала мою голову осторожно, боясь причинить боль. (25)Она поила меня из холодного ковшика, отводила от меня смерть. (26)Я почувствовал знакомое прикосновение руки, услышал родной голос: – (27)Сынок, сынок, родненький… (28)Я не мог даже приоткрыть глаза. (29)Но я видел мать. (30)Я узнавал её руку, её голос. (31)Я ожил от её милосердия. (32)Губы разжались, и я прошептал: – (33)Мама, мамочка… (34)Моя мать погибла в осаждённом Ленинграде. (35)В незнакомом селе у колодца я принял чужую мать за свою. (36)Видимо, у всех матерей есть великое сходство, и если одна мать не может прийти к раненому сыну, то у его изголовья становится другая. (37)Мама. (38)Мамочка. (39)Я много знаю о подвигах женщин, выносивших с поля боя раненых бойцов, работавших за мужчин, отдававших свою кровь детям, идущих по сибирским трактам за своими мужьями. (40)Я никогда не думал, что всё это, несомненно, имеет отношение к моей матери. (41)Теперь я оглядываюсь на её жизнь и вижу: она прошла через всё это. (42)Я вижу это с опозданием. (43)Но я вижу. (44)На Пискарёвском кладбище, заполненном народным горем, зеленеет трава. (45)Здесь похоронена моя мать, как и многие другие жертвы блокады. (46)Документов нет. (47)Очевидцев нет. (48)Ничего нет. (49)Но есть вечная сыновья любовь. (50)И я знаю, что сердце моей матери стало сердцем земли. (По Ю.Я. Яковлеву)* *Яковлев Юрий Яковлевич (1923–1996) – писатель и сценарист, автор книг для детей и юношества. ТЕКСТ № 7 (1)Так я и не смог понять, почему библиотека иногда полна народу, а иногда в ней совершенно никого нет. (2)Во всяком случае, когда мы пришли туда с мамой, библиотекарша Татьяна Львовна была одна, подметала веником пол. (3)Забавное знакомство получилось у них — у поклонницы балета с бывшей балериной. (4)Мама выхватила у старушки веник и принялась им орудовать, отчитывая Татьяну Львовну: — (5)Ну, что же это вы, а? (6)Или девочки сюда не ходят? (7)Она взглянула на библиотекаршу, только когда разогнулась. — (8)А холодина-то! (9)Как вы здесь работаете? — (10)А вот так, — сказала весело Татьяна Львовна и движением, конечно же, артистическим, царственным распахнула своё нарядное пальто, как плащ или какую-нибудь накидку. (11)Мы расхохотались, когда под бархатом оказалась обыкновенная телогрейка, подпоясанная блестящим ремешком. — (12)А вы что, — задиристо спросила старушка маму, — из исполкома? (13)Мама не на шутку смутилась. — (14)Да нет… (15)Я родительница… (16)Вот этого мальчика. — (17)Абонемент одна тысяча тринадцать. (18)Коля… (19)Я подсказал фамилию. (20)Пока Татьяна Львовна искала мою карточку, мама волновалась. — (21)Так же нельзя. (22)Мы с Колей привезём вам немножко дров, уж не обижайтесь. — (23)Ой! — обрадовалась Татьяна Львовна. — (24)Как я благодарна. (25)А то чернила замерзают. — (26)Что — чернила! (27)Вы же тут целый день. (28)Простынете! — (29)А дети? (30)А книги? (31)Мама улыбнулась. — (32)Дети придут и уйдут, а книги не замёрзнут. — (33)Да вы что! — вскричала Татьяна Львовна. — (34)Книги страдают не меньше людей, только сказать не могут. (35)Клей в корешках рассыпается, бумага пухнет, совсем как человек от голода. (36)Ведь осенью здесь было сыро. (37)И вообще! (38)Как человек виноват перед ними! (39)Мы в Ленинграде, представляете, топили книгами печки. (40)Сердце кровью обливается, а что делать? (41)Ни еду сварить, ни согреться. (42)Вот я и решила тут: пойду работать в библиотеку, и непременно в детскую, понимаете? — (43)А как же балет? — не выдержала мама. — (44)Ах, как всё это далеко! — рассмеялась Татьяна Львовна. — (45)А мы с вами в другой жизни. (46)Война, холод, детские книги. (47)Да, здесь не сцена, а правда. — (48)Зачем нам, — проговорила мама, опустив голову, — такая правда? — (49)Её не выбирают, — ответила старушка и прибавила: — (50)Не унывайте, всё ещё будет: и театр, и занавес, и музыка. (По А. Лиханову)* *Альберт Анатольевич Лиханов — современный детский и юношеский писатель. Главная тема творчества — становление характера подростка — проходит через десятки произведений: повести «Звёзды в сентябре», «Благие намерения», «Русские мальчики» и другие. По роману «Последние холода» был снят одноимённый фильм. ТЕКСТ № 8 (1)Жил в нашей деревне Вася. (2)Жил он тихо-мирно, зла никому не причинял, но редко кто заходил к нему. (3)Здесь, возле его одинокого домишки, я в первый раз в жизни услышал музыку – скрипку... (4)Музыка эта как будто пригвоздила меня к месту. (5)Я замер и стал вслушиваться. (6)Мне казалось, что и не музыка это, а ключ течёт из-под горы. (7)Кто-то, казалось, припал к воде губами, пьёт, пьёт и не может напиться – так иссохло у него во рту и внутри. (8)Но скрипка сама потушила этот жар. (9)На полуслове смолкла скрипка, смолкла, не выкрикнув, а выдохнув боль. (10)Только сердце моё, занявшееся от горя и восторга, как встрепенулось, как подпрыгнуло, так и бьётся у горла, раненное на всю жизнь музыкой. (11)О чём же это рассказывала мне музыка? (12)На что она жаловалась? (13)На кого гневалась? (14)Почему так тревожно и горько мне? (15)Почему жалко самого себя? (16)Долго сидел я, слизывая крупные слёзы, катившиеся на губы. (17)Не было сил подняться и уйти. (18)Скрипки не было слышно, и свет в Васиной избушке не горел. (19)Я осторожно подошёл поближе, заглянул в окно. (20)Чуть мерцая, топилась в избушке прогоревшая железная печка. (21)Колеблющимся светом она обозначала столик у стены, топчан в углу. (22)На топчане полулежал Вася, прикрыв глаза левой рукой. (23)На груди его покоилась скрипка, длинная палочка-смычок была зажата в правой руке. (24)Я тихонько приоткрыл дверь, шагнул в караулку и сел на порог, не отрываясь глядя на руку, в которой зажата была гладкая палочка. – (25)Сыграйте, дяденька, ещё. – (26)Что тебе, мальчик, сыграть? – (27)Что хотите, дяденька. (28)Вася сел на топчане, повертел деревянные штырёчки скрипки, потрогал смычком струны. (29)Потом он вскинул к плечу скрипку и заиграл. (30)Прошло немалое время, пока я узнал музыку. (31)Та же самая была она, и в то же время совсем другая. (32)Мягче, добрее. (33)Я так заслушался, что вздрогнул, когда Вася заговорил. – (34)Эту музыку написал человек, которого лишили самого дорогого. – (35)Вася думал вслух, не переставая играть. – (36)Если у человека нет матери, нет отца, но есть родина, – он ещё не сирота. (37)Всё проходит: любовь, сожаление о ней, горечь утрат, даже боль от ран проходит, но никогда-никогда не проходит и не гаснет тоска по родине... (38)Эту музыку написал мой земляк Огинский. (39)Написал на границе, прощаясь с родиной. (40)Он посылал ей последний привет. (41)Давно уже нет композитора на свете. (42)Но боль его, тоска его, любовь к родной земле, которую никто не мог отнять, живы до сих пор. (43)Вася замолчал, говорила скрипка, пела скрипка, угасала скрипка. (44)Голос её становился тише, растягивался в темноте тонюсенькой светлой паутинкой. (45)Паутинка задрожала, качнулась и почти беззвучно оборвалась. (46)Я убрал руку от горла и выдохнул тот вдох, который удерживал грудью, рукой, оттого что боялся оборвать светлую паутинку. (47)Но всё равно она оборвалась. (48)Печка потухла. (49)Скрипки не слышно. (50)Тишь. (51)Темень. (52)Грусть. – (53)Спасибо вам, дяденька, – прошептал я. (54)Вася шевельнулся в углу, рассмеялся смущённо и спросил: – (55)За что? – (56)Я не знаю, за что... (57)И выскочил из избушки. (58)Растроганными слезами благодарил я Васю, этот мир ночной, спящее село, спящий за ним лес. (59)Мне ничего сейчас не страшно! (60)В эти минуты не было вокруг меня зла. (61)Мир был добр и одинок – ничего, ничего дурного в нём не умещалось. (По В. Астафьеву)* * |
1 2 3